Итак, дорогой читатель, после знакомства с Великим Городом, о котором ты узнал из предыдущих статей, у тебя может возникнуть законный вопрос: а почему, собственно, в 1812 году Бонапарт повёл свою армию не к Петербургу, для захвата столицы России, а направился к Москве? А далее, коли копнуть поглубже, появятся и другие неслабые вопросы. Например, Бородинское сражение: кто кого?
А и действительно, если битву при Бородине выиграли русские… то зачем же после победы отдавать Москву? – ведь, это же позор на всю Европу! На все времена! А ежели французы… – то как же их, более чем 600-тысячная армия, умудрилась проиграть войну? Да и вообще, – какую роль играло «сражение за Москву», как его окрестили французы, упоённые победой, какую оно играла роль в той – Первой Отечественной войне, каковою она и явилась для нашего народа?! Об этом и о многом другом можно прочесть в предлагаемой статье.
Бородинское сражение: кто кого?
Важно знать свою историю!
При составлении статьи использованы следующие исторические материалы:
1. Филипп-Поль де Сегюр. Пожар Москвы. 1812 г. «Мемуары графа де-Сегюра (1912)»;
2. Алексей Петрович Ермолов. Записки. «Записки генерала Ермолова, начальника Главного штаба 1-й Западной армии, в Отечественную войну 1812 года». (Сайт «Военная литература»: militera.lib.ru);
3. Денис Васильевич Давыдов. Военные записки. (Сайт «Военная литература»: militera.lib.ru).
История любого государства, не подкреплённая архивными данными, по меньшей мере сомнительна! Поскольку же история создаётся людьми, то люди обязаны и должны знать о делах рук своих! Прежде всех это поняла Франция, – страна самых древних в Европе архивоведческих традиций, первые акты которой стали фиксироваться ещё с 1303 года! А это значит, что для поддержания в людях уважения к своей истории, к своему государству, необходим принцип публичности архивов и свободного использования архивных документов. Нехудо бы это понять и в России.
Если имена генерала Алексея Ермолова и подполковника Дениса Давыдова нам хорошо известны, то о Филиппе-Поле де Сегюре следует сказать несколько слов.
Филипп-Поль де Сегюр, бригадный генерал, в 1812 году квартирмейстер при Главном штабе Наполеона, – автор записок-воспоминаний «История Наполеона и его Великой Армии в 1812 году». Это ему принадлежат слова о нас – о русских:
«Мы же, как враги, можем судить о наших врагах лишь по их действиям. Каковы бы ни были их слова, но они согласовались с поступками. Товарищи, воздадим им должное! Они всё принесли в жертву без колебаний, без поздних сожалений. Впоследствии они ничего не потребовали в отплату даже посреди вражеской столицы, которой они не тронули! Их доброе имя сохранилось во всём величии и чистоте, они познали истинную славу… этот великий народ создаст великую эпоху…»
Бородинское сражение: кто кого?
Начало
Итак, на рассвете, 24 июня 1812 года армия Французской Империи без объявления войны перешла русскую границу. Внезапность удара, – вот на что был сделан расчёт!
Бонапарт рассуждал, что русские, имея армию менее двухсот тридцати тысяч человек и всего лишь одного достойного военачальника – Багратиона (Кутузов уже был не у дел, а Главнокомандующий, военный министр Барклай-де-Толли… – да кто он такой, этот немец!) – и при отсутствии единоначалия (Александр постоянно, как знал Наполеон, пребывал в войсках и совал нос в дела командования), не смогут оказать сколь-нибудь серьёзного сопротивления его Великой Армии. Таким образом, война очень скоро перейдёт в плоскость политических кабинетных баталий, а Россия… – она, быстро покорится его воле.
Бонапарт, не встретив сопротивления противника, объяснил это неготовностью России к войне. Он не учёл, однако, что русским силам, и в самом деле намного более слабым, чем его Великая Армия, будет предписано командованием не только отказаться от наступления и даже от обороны приграничья, но и спешно отходить вглубь страны.
Таким образом, рухнул первый замысел Наполеона: разбить русскую армию в генеральном сражении на пограничной полосе и, стало быть, завершить войну! – В этом был его первый серьёзный просчёт!
Впервые идея подобной тактики русских в возможной войне с Францией на российской территории зародились ещё в начале 1807 года, во время Второй войны с Наполеоном.
Март 1807 года. Мемель (ныне Клайпеда). В этом небольшом прибалтийском городке находился тогда на излечении генерал-майор Михаил Богданович Барклай-де-Толли, тяжело раненный под Прейсиш-Эйлау. Там же проездом оказался и русский Император Александр I, и он, конечно же, навестил своего верного и способного помощника. Тяжело было тогда на душе у раненного генерала! Его постоянно тревожила мысль: как одолеть Бонапарта, особенно, если дело будет касаться земли Отечества? Поделившись этой заботой со своим государем, Барклай прямо и откровенно заявил, что у России нет полководца, равного Наполеону! А поэтому единственной тактикой ведения большой войны, по его мнению, следует считать заманивание противника вглубь страны, уничтожение за собою городов и запасов провизии, нарушение коммуникаций рейдами у него в тылу.
Этот план ведения военных действий был одобрен царём и осуществлён Барклаем-де-Толли в 1812 году, когда он уже был Военным министром, Командующим 1-й Западной армией и фактическим Главнокомандующим вооружённых сил России…
В этом как раз и заключался гениальный замысел Барклая-де-Толли, подхваченный впоследствии Кутузовым, и на который «повёлся» Наполеон: отступать, изматывая противника, но не к столице для её защиты (что было бы вполне логично, – …однако, тогда война будет неминуемо проиграна, поскольку французов силой не остановить!), а вглубь страны, к Москве, создавая у неприятеля иллюзию, что на этом городе свет для русских сошёлся клином!
Бородинское сражение: кто кого?
Сражение за Санкт-Петербург
Как-то так сложилось в представлении потомков, что Великая Армия, будто бы послушная воле русских полководцев, не польстясь на Петербург – столицу Империи (который, кстати, был и на 350 километров ближе), – «мирно поплелась» за ними почему-то в Москву, как стая крыс за волшебной дудочкой Крысолова, да и сгинула на обратном пути! Неужто воинственных французов очаровала, затмив рассудок, ширь бескрайних русских полей или… «загадочность русской души»?!
– Это величайшее заблуждение проистекает из того, что в Мировой Истории внимание обычно уделяется грандиозным и ярким событиям… будто бы влияющим на её ход, тогда как истинные причины порою кроются совсем за другими деталями, быть может, и не столь значительными на первый взгляд.
Так случилось и с «московским направлением», на котором разыгрались наиболее драматические события Отечественной войны 1812 года: тяготы отступления русской армии, оставлявшей города… грандиозное Бородинское сражение, ровным счётом ничего не решавшее ни для русских, проигравших его, ни для французов, его выигравших… поражающая своим скорбным величием драма пожара Москвы, с «позабытыми» в огне более чем двадцатью тысячами раненных при Бородине русских солдат, которых не на чем было даже вывезти из города… и наконец, страшная картина гибели Великой Армии на обратном пути!
А ведь были и другие направления в ходе той войны… – может, и не столь яркие, но куда более повлиявшие на её исход! И главное из них – направление на Санкт-Петербург!
Санкт-Петербург… – это направление закрыть было просто нечем (все войска брошены под Смоленск!), и его прикрывал всего лишь один-единственный корпус генерал-лейтенанта Петра Христиановича Витгенштейна… бросать против которого половину Великой Армии, необходимой для уничтожения главных сил противника (оставшегося бы тогда у неё в тылу), было бы просто глупо. – И в этом состоял второй крупный просчёт Бонапарта!
Для захвата столицы Российской Империи на север двинулась целая армия, почти 70 тысяч человек и около 180 орудий! – Десятый корпус маршала Макдóнальда, состоящий из прусско-французских соединений, Второй корпус (французские и польские силы) одного из самых талантливых военачальников Бонапарта, маршала Удинó, да ещё и баварский корпус генерала Сен-Сира впридачу.
Противостояли же французам – Первый отдельный пехотный корпус генерал-лейтенанта Петра Христиановича Витгенштейна численностью в 23 тысячи человек, да ещё шесть рекрутских батальонов, обучавшихся военному делу в Пскове. Правда, у рижского генерал-губернатора Эссена было ещё до 18 тысяч солдат для обороны Риги от Макдональда, который после взятия её должен был присоединиться к Удино и вместе с ним идти на Петербург…
Вполне понятно, что если бы объединённым силам французов, превышавшим в три раза русские силы, удалось разгромить корпус Витгенштейна (в столице оставалась лишь рота дворцовых гренадер для охраны Зимнего дворца да 15 тысяч необученных ополченцев, – почти все военные соединения вошли в состав 1-й Западной армии Барклая-де-Толли и были брошены к Смоленску), то падение Санкт-Петербурга, а значит, и поражение России в войне, стали бы неизбежны! Однако, всё решило сражение у небольшого белорусского села Клястицы…
Трёхдневная битва при Клястицах до сих пор «числится» всего лишь одним из второстепенных сражений Отечественной войны, сводки о котором затерялись в военных архивах и скромно пылятся, заслонённые победными реляциями с Бородинского поля… с обледенелых берегов Березины… О ней лишь иногда вспоминают, как о первой («пусть и не главной, однако бесспорной!»), победе русских в той войне и о битве, которая открыла скорбный список потерь командиров русской армии. Первым в этом списке стал шеф Гродненского гусарского полка генерал-майор Яков Петрович Кульнев… – Даже Бонапарт, узнав об этом, написал жене: «Вчера убит Кульнев, лучший русский офицер кавалерии…».
Итак, судьба столицы Российской Империи, да пожалуй, в немалой степени и сам исход Отечественной войны 1812 года, решились в битве у белорусского села Клястицы Дрисского уезда Витебской губернии, что на дороге из Полоцка в Себеж, – 1 августа 1812 года!
Граф Пётр Христианович Витгенштейн, получив приказ о защите петербургского направления и отделившись от главных сил, отступавших к Смоленску, стал медленно отводить свой корпус правобережьем Западной Двины к Полоцку, на север: дорога, по которой он шёл, вела к Пскову и далее, на Санкт-Петербург. За ним тут же, по пятам, последовал корпус Удино, а с запада, наперерез, – Макдональд, в задачу которого входило заградить путь Витгенштейну с севера и, покончив с ним у города Себеж, вместе с Удино беспрепятственно идти на столицу России.
Таким образом, небольшие силы Витгенштейна изначально оказались зажатыми идущими на сближение корпусами противника, на дороге, ведущей к Петербургу…
Однако, русские ждать окружения не стали, решив разобраться с этими двумя армиями поодиночке. Повернув назад, русский корпус быстро пошёл на сближение с корпусом Удино (Макдональду оставалась ещё пара дней перехода). 29 июля Витгенштейн рапортовал: «Я решился сегодня же идти в Клястицы, на псковской дороге, и 19-го (31-го, по новому стилю) числа на рассвете атаковать Удино всеми силами. Если с помощью Всевышнего его разобью, то уже с одним Макдональдом останусь спокоен».
В сражении при Клястицах, с 30 июля по 1 августа 1812 года, потери Второго корпуса маршала Удино составили не менее пяти с половиною тысяч солдат и, кроме того – обоз с санитарной частью, где находилась почти тысяча раненых… оставленных, видимо, на милость победителя. Русские же потеряли около четырёх тысяч воинов.
Узнав о поражении Удино под Клястицами, Макдональд со своим корпусом не пошёл на помощь товарищу. На Петербург идти водиночку он тоже не решился (тогда неугомонный Витгенштейн оказался бы у него в тылу), а поспешил в сторону Риги… – там и застрял. Ну а Пётр Христианович, воспользовавшись нерешительностью Макдональда, сосредоточил усилия на группировке Удино, окопавшейся в Полоцке; тем более, что на помощь маршалу уже спешил генерал Сен-Сир со своими баварцами и крупнокалиберной артиллерией, в 60 стволов…
Корпус Витгенштейна, сильно поредевший в боях, – серьёзных подкреплений получать было просто неоткуда! – выполнял таким образом две задачи: закрывал направление на Санкт-Петербург и связывал силы противника в районе Полоцка. 19 октября, когда Великая Армия уже начала своё отступление из Москвы, после жестоких кровопролитных боёв Полоцк был русскими взят! Таким образом, Первый отдельный пехотный корпус генерал-лейтенанта Петра Христиановича Витгенштейна не только защитил столицу России (чем спас Империю от полного поражения и изменил весь ход войны!), но и заставил Наполеона вести эту войну на два фронта, – против отступавших к Москве основных русских сил и у себя в тылу!
Битва при Клястицах, выигранная русской армией в составе одного лишь корпуса Петра Витгенштейна, явилась, по существу, сражением за Санкт-Петербург, ставшим переломным в Первой Отечественной войне – в Отечественной войне 1812 года!
Бородинское сражение: кто кого?
Сдача Смоленска
Заняв Витебск, Наполеон решил дать основательный отдых армии, считая, что военные действия кампании 1812 года уже закончены, а в будущем году закончится и всё остальное. Однако, после двухнедельного отдыха в войсках стали возникать первые признаки разложения в частях союзников: грабежи местного населения и неповиновение – итальянцы, немцы, поляки и прочий сброд пустились на поиски пищи, спиртного и драгоценностей… И тогда Бонапарт, влекомый идеей быстрого покорения России, а также в целях спасения опьянённой успехами армии от распада, решился на продолжение военных действий – он двинул войска на Смоленск.
Смоленск… – и вновь на распутье! В этом городе скрещивались дороги, ведущие в Санкт-Петербург и на Москву! – Какую же выбрать? Ту, что идёт к Петербургу, пусть и не сытную, но… – к мозгу России? – Смять этого задиру, Витгенштейна… а там бы пала и Рига! Вот только иметь всю армию русских у себя в тылу, хоть и ослабленную…
– Или всё же, идти на Москву, пользуясь ресурсами этого хлебного направления, и окончательно добить надломленную русскую армию да и всю эту дикую нацию, поразив её в самое сердце! Ну а Санкт-Петербург, мозг России… – как ему обойтись без сердца?!
И Наполеон принял роковое для себя решение: он выбрал дорогу на Москву.
В тёмную ветреную ночь на 24 августа Бонапарт покинул Смоленск и двинул войска на Дорогобуж. Русские же, снявшись, пошли дальше, к Москве, не удостоив французов даже арьергардным боем. Они двинулись на Вязьму и Гжатск.
Всего на этом направлении у Наполеона насчитывалось около 135 тысяч регулярных войск и 587 орудий. Армия же русских составляла примерно 130 тысяч и 624 орудия… – силы были равны.
Бородинское сражение: кто кого?
Гром Бородина
То, что породила сдача Смоленска в умах и сердцах русских людей, можно, пожалуй, выразить одним словом – страх! Страх неодолимый и возрастающий! Страх в ожидании гибли России, сдаваемой врагу без сопротивления! Неужто Барклай – изменник!
Для российского Императора это были дни мучительных испытаний! Да, с Барклаем он соглашался, высоко ценил его талант и план отступления, изматывающего противника… пока не дошло дело до воплощения этого плана в жизнь.
Ну а как дошло… – когда русская армия начала своё отступление вглубь страны, вовлекая неприятеля на верную гибель… и сдавая при этом города! – тут-то и посыпались обвинения на голову бедного генерала! – Обвинения в трусости и даже в предательстве. Доходило до того, что войска на смотрах отказывались его приветствовать! И то правда: какой-то ганзейский немец с примесью шотландской крови – что ему до российских городов, до народа русского! – Долой из армии!
И тогда Александр, скрепя сердце, уступая всеобщему мнению, заменил его на русского, на Кутузова (которого, правда, сам терпеть не мог!), – продолжившего, тем не менее, план своего предшественника… и сдавшего Москву! Но французы были уже вконец измотаны, и лавры победителя достались ему, новому Главнокомандующему. Здесь следует заметить, что Барклаю не простили сдачи Смоленска, а Кутузову…
Тут, пожалуй, уместно привести и ещё одно мнение, бытующее среди знатоков и исследователей различных тайных обществ: дело в том, что Наполеон Бонапарт, Император Александр I и Кутузов были членами одной и той же масонской ложи, а Барклай-де-Толли масоном не был… Вот, и упросил-де Бонапарт через послов-посредников Александра, – не даром же он обращался в письмах к русскому Императору не иначе как «любезный брат мой»! – упросил сменить Главнокомандующего. Так это или нет, однако смена полководцев произошла 20 августа, сразу после сдачи Смоленска…
Мудрому и опытному Кутузову, конечно же, было понятно, что он ничего более, кроме задуманного Барклаем, сделать не сможет. Великую Армию военным противостоянием не остановить, – она непобедима! – и Москву придётся отдать. Однако, не побеждаемый противником, неприятель вполне может погубить… самого себя, – оторванный от Франции, застрявший в необъятном враждебной краю.
Но с другой стороны, дальнейшее отступление вглубь России без генерального сражения тоже становилось невозможным. Об этом говорили и категоричные приказы Александра, – немедля переломить, наконец, ход войны! – и всё более громкий ропот в народе: «У-у, косой чёрт (Кутузов, после двух давних ранений в голову, сильно косил на правый глаз)! – Бонапартию продался… не иначе как Москву отдаст!»
Да! – Русский народ был глубоко возмущён вторжением, всё более ожесточался, пылая жаждой мести к захватчикам… и считал сдачу Москвы, этого священного города, в одном лишь звуке имени которого столь много «для сердца русского слилóсь»! – да ещё и без боя!… – нет, он это считал просто недопустимым!
«Ну, отдадим Москву супостату без боя, – примерно так рассуждал и Кутузов, – но ведь, тут же сменят Главнокомандующго! А новый… – он, желая выслужиться перед Александром, бросит всю армию на Бонапарта… и погубит её! Вот тогда конец! Нет, хоть и нежелательно давать сражение, которое наперёд ничего к лучшему не изменит, а надо!» – И опытный Полководец решается… зная, что Москву оставить придётся всё равно!
И вот, 3 сентября, отступавшая от Смоленска армия (теперь уже под командованием Кутузова), подошла к селу Бородино, что в 125 километрах от Москвы… И Главнокомандующий, учитывая удобство местности, а также невозможность дальнейшего затягивания событий, решает дать здесь генеральное сражение.
А тут возникает вопрос! – Если сражение будет выиграно… то как же после этого оставлять Москву?! Жалко, нелогично, а главное – стыдно! Да и Александр тут же, и непременно, потребует гнать супостата вспять, а сил на это уже не будет! Так, что же, – его надо проиграть?! Проиграть, заранее и абсолютно зря обрекая при этом на гибель половину армии?! – Нет! Никогда!
И вот тогда Михаил Кутузов – и это, несомненно, было так! – воззвал к Всевышнему! Он полностью доверил судьбу России Богу! Пусть всё решится волею Христа Спасителя!
И как тут не вспомнить самые, пожалуй, яркие кадры из фильма Сергея Бондарчука «Война и мир» (за которые, кстати, выдающийся режиссёр выдержал множество нападок!): сражние проиграно, – седой Полководец в кругу растерянных офицеров… он вдруг встаёт на колени и со слезами на глазах благодарит Бога – за что? – за поражение! А затем, уже ободрённый, обращаясь к офицерам – «Господа! Ведь это же победа! Теперь, я знаю, Россия спасена будет!»
Узнав, что в День Бородина, 7 сентября, была истреблена треть русской армии, Кутузов решил, во что бы то ни стало, спасти оставшуюся её часть… и отдать Москву без нового боя! (Французы же потеряли четверть своего состава).
Впоследствии Бонапарт напишет: «Из всех моих сражений самое ужасное то, которое я дал под Москвой. Французы в нём показали себя достойными одержать победу, а русские стяжали право быть непобедимыми… Из пятидесяти сражений, мною данных, в битве под Москвой выказано наиболее доблести и одержан наименьший успех».
Итак, русские проиграли Бородинское сражение. Однако, проиграли достойно, сражаясь геройски! И теперь – нет, не со спокойной… – с незапятнанной совестью оставляли они Москву, покинув поле самой кровавой (из однодневных) битвы в Истории!
Бородинское сражение: кто кого?
Пожар Москвы
Кто же поджёг Москву – русские ли, не пожелавшие оставить свой великий город врагу, или?… – Споры не утихают и по сей день! Ясно лишь, что не французы. Следует также отбросить и мысль о стихийном возникновении пожара: по словам очевидцев город выжигался планомерно, квартал за кварталом, – почти в шахматном порядке. Значит, пожар был спланирован, организован и управлялся из единого центра…
Наполеон писал жене о грандиозном пожаре Москвы: «…Это губернатор и русские, взбешённые тем, что они побеждены, предали огню этот прекрасный город… Эти мерзавцы были даже настолько предусмотрительны, что увезли пожарные насосы».
Да, логично предположить, что это сделали Кутузов и Ростопчин, генерал-губернатор Москвы. Однако Михаил Илларионович в письме к жене писал, что сжечь Москву – такого приказа он не отдавал… Ростопчин… – тот напротив, поначалу даже хвалился своей инициативой. Однако, вот что странно: «предусмотрительно» вывозя противопожарное оборудование (которое можно было бы просто уничтожить на месте), он «забыл» в Москве 156 орудий и 27 тысяч ядер к ним, 75 тысяч ружей, 40 тысяч сабель… А самое главное, – более 25 тысяч раненых… оставленных, видимо, «на милость победителя» и которых не на чем было вывозить! После того, как всё это стало известно, похвальба Ростопчина закончилась…
Да! – Потом Кутузов скажет после пожара: «Я хорошо знаю, что это сделали русские. Проникнутые любовью к Родине и готовые ради неё на самопожертвование, они гибли в горящем городе».
Да! – Потом, герой войны 1812 года генерал Алексей Петрович Ермолов, вспоминая о пылающей Москве, повторит: «Собственными нашими руками разнесён пожирающий её пламень. Напрасно возлагать вину на неприятеля и оправдываться в том, что возвышает честь народа».
– Но это всё будет потом, задним числом, когда Москва уже сгорит в пламени пожара… – но по чьему приказу подожжённого?
Бонапарту предстояло принять непростое решение: остаться ли зимовать в Москве, которая даже сейчас, опустошённая пожаром, вполне бы для этого подходила, а потом идти на Санкт-Петербург… – или искать мира! К последнему его всё чаще склоняли не только проблемы снабжения оторванной от Франции армии продовольствием и тёплой одеждой, но и всё возрастающий процесс разложения войск, – пьянство, мародёрство, отсутствие дисциплины, – который невозможно было остановить даже расстрелами! Да и потом, иметь в своём тылу русскую армию, при надвигающейся зиме… – нет, тут не до Петербурга!
Ну а кровавая битва за Москву, пожар древней столицы и загадочное исчезновение её жителей… – всё это указывало на то, что русские решили драться не на жизнь, а на смерть! – Нет, марш на Петербург в этих условиях был нереален… тем более при такой нехватке лошадей и отсутствия фуража! Значит, оставалось искать мира…
Бонапарт «снизошёл» даже до того, что готов был предложить Александру самый почётный и необременительный для России мир, только бы выбраться из этой дикой страны с армией, сохранив позу победителя. Однако, три попытки, предпринятые Великим Императором передать Александру I готовность пойти на мир, остались без ответа.
И тогда Бонапарт принял решение…
Бородинское сражение: кто кого?
Отступление Великой Армии
Решение Императору французов далось нелегко. Выждав все мыслимые и немыслимые сроки ответа на предложения о мире, Бонапарт понял, что ждать от этой «варварской» России больше нечего, и он решил покинуть Москву. Да, война ещё не окончена, – он разобьёт Кутузова (благо, пятинедельное пребывание в Москве не прошло даром: армия отдохнула, получила подкрепление и снова насчитывала более 100 тысяч, включая 22 тысячи крутых гвардейцев), откормит армию в нетронутых войной хлебных районах, перезимует в Смоленске или в Вильно, а в следующем году покончит с Россией уже навсегда!
Наполеон по-прежнему пользовался доверием офицеров, ну а простые солдаты… – они, ведь, жили только настоящей минутой, не слишком беспокоясь о будущем, на которое не привыкли возлагать больших надежд (в этом – драгоценнейшее из солдатских качеств!) – солдаты сохраняли беспечность. Кроме того, истрёпанные в битвах и дорогах, они всё ещё сохраняли видимость прежнего достоинства и содержали оружие в надлежащем порядке, после стольких сражений и долгого похода они заботливо скрывали свои лохмотья, стараясь казаться опрятными и бодрыми (в этом – честь солдата!)… и чем труднее это достигалось, тем больше придавалось этому значения, потому что человек всегда гордится тем, что стоит ему наибольших усилий.
Вот картина с натуры, нарисованная знаменитым командиром «эскадрона гусар летучих» Денисом Васильевичем Давыдовым:
«Наконец, подошла старая гвардия, посреди коей находился и сам Наполеон… Мы вскочили на коней и снова явились у большой дороги. Неприятель, увидя шумные толпы наши, взял ружьё под курок и гордо продолжал путь, не прибавляя шагу. Сколько ни покушались мы оторвать хоть одного рядового от этих сомкнутых колонн, но они, как гранитные, пренебрегая всеми усилиями нашими, оставались невредимы; я никогда не забуду свободную поступь и грозную осанку сих, всеми родами смерти испытанных воинов. Осенённые высокими медвежьими шапками, в синих мундирах, белых ремнях, с красными султанами и эполетами, они казались маковым цветом среди снежного поля… Все наши азиатские атаки не оказывали никакого действия против сомкнутого европейского строя… колонны двигались одна за другой, отгоняя нас ружейными выстрелами и издеваясь над нашим вокруг них бесполезным наездничеством… гвардия с Наполеоном прошла посреди толпы казаков наших, как стопушечный корабль перед рыбачьими лодками».
Решение об отступлении, принятое Бонапартом 26 октября 1812 года в селе Городня, было поистине историческим! – Первое отступление Великой Армии за столько лет непрерывных, блестящих побед! «Мы и так довольно совершили для славы. Пришло время думать только о спасении оставшейся армии» – так ответил Бонапарт на просьбу Мюрата дать ему остатки кавалерии и Гвардию, с которыми он был готов пробиться в Калугу.
Наполеон, пусть и с тяжёлыми боями, быстро захватил Москву – древнюю столицу России (даже Гитлер через 130 лет, с танками и авиацией, не мог бы похвалиться такой скоростью продвижения!); он со своей армией находился в Москве, сколько счёл нужным, и никто не мог его оттуда выгнать; он принял, наконец, решение покинуть Москву, но это не было ни бегством, ни даже отступлением, а всего лишь манёвром (пусть и под давлением обстоятельств) с целью продолжения войны. А тут – отступление… которое скоро, – ох, как скоро! – перейдёт в паническое бегство!
Итак, отступление Великой Армии началось не с выходом её из Москвы, а лишь после Малоярославца. Бонапарт, принявший такое решение, начал пятиться на Боровск, Верею и далее – на Смоленскую дорогу, так хорошо ему знакомую… но теперь уже совсем пустынную. О калужских складах, набитых провизией, о продолжении войны до полной победы, – об этом можно было забыть. Поскорее убраться из России, сохранив хоть часть армии, – вот какая мысль целиком овладела теперь Императором французов!
Генерал Ермолов так описывает в своих записках катастрофическое положение французской армии после оставления Вязьмы:
«В Вязьме в последний раз мы видели неприятельские войска, победами своими вселявшие ужас повсюду и в самих нас уважение. Ещё видели мы искусство их генералов, повиновение подчинённых и последние усилия их.
На другой день не было войск, ни к чему не служила опытность и искусство генералов, исчезло повиновение солдат, отказались силы их, каждый из них более или менее был жертвою голода, истощения и жестокости погоды».
Бородинское сражение: кто кого?
«Золотой» обоз Наполеона
Ну что ж, он покажет этим русским: кроме сокрушительного военного поражения он нанесёт им ещё и огромный экономический урон – не хотите мира, так получайте же! – он вывезет из Москвы всё золото, все сокровища, какие только сможет захватить с собой… ну а те, что не сможет – уничтожит!
– И с попустительства, а вернее, с санкции Бонапарта, в Москве начался повальный грабёж, уничтожение всех ценностей, включая даже церковные, и подрыв исторических зданий! Из города было увезено не менее 18 пудов чистого золота, переплавленного в слитки, и 325 пудов серебра, россыпи драгоценных камней, тонны золотой и серебряной церковной посуды, окладов икон, инкрустированных самоцветами и жемчугами, и старинного оружия из кремлёвских палат! Сняли даже позолоченный крест с купола Ивана Великого! – И всем этим нагрузили несколько десятков телег…
В Москве по приказу Императора оставался лишь десятитысячный корпус маршала Мортье, назначенного московским генерал-губернатором, которому было поручено взорвать при уходе из города Кремль и поджечь все уцелевшие магазины и склады…
«Московская добыча»… «золотой» обоз… – под какими только именами не вошла в историю вереница карет, фургонов, телег и фур, доверху заполненных награбленным в Москве богатством: золотыми слитками, серебром, украшениями из драгоценных камней всех видов, богатой церковной утварью… натужно и медленно тащившихся вместе с отступающей из древней русской столицы французской армией по разбитой Старой Смоленской дороге в конце октября – начале ноября 1812 года.
Размах грабежа был столь велик, что после выхода французов из Москвы Фёдор Ростопчин, военный губернатор, отчаявшись вернуть добро старым владельцам, издал указ, – с целью предотвращения беспорядков! – запрещавший прежним хозяевам (в случаях, если они опознают на рынках свои вещи) отбирать их у торговцев силой: теперь бывшие свои вещи можно было только выкупать.
Обуза, от которой так тяжело было отказаться добровольно, – обоз этот, состоявший из почти сорока повозок, сильно мешал армии, тормозя её отступление и вызывая головную боль у его охраны. И вот, в нескольких десятках вёрст от Смоленска, по направлению к реке Березине, обоз внезапно исчез… оставив по себе память, которая уже двести лет будоражит умы искателей сокровищ и кладов.
Первыми забеспокоились виновники происшествия, – вскоре, после войны, в Россию всеми правдами и неправдами стали проникать бывшие французские солдаты в надежде отыскать клады, некогда ими же и заложенные. Затем озаботились и русские: они стали искать драгоценности на реке Березине, в местах былых сражений и переправ.
Масла в огонь добавили и публикации знаменитых авторов. Первой из них, всколыхнувшей волну поисков, стал перевод 14-томного произведения Вальтера Скотта: «Жизнь Наполеона Бонопарте, императора французов. Сочинение Сира Вальтера Скотта». Перевод с английского С. Де Шаплет, Санкт-Петербург, 1831 г.
– Правда, оно было основано целиком на записках графа Филиппа-Поля де Сегюра, опубликованных тремя годами ранее…
Далее, уже в 1839 году, вышли в свет воспоминания адъютанта М.И.Кутузова – А.И. Михайловского-Данилевского: «Описание Отечественной войны 1812 года».
Во всех этих публикациях особенно чётко указывалось в качестве места захоронения «золотого» обоза озеро Стоячее близ села Семлёва, под Вязьмой (в мемуарах де Сегюра обозначенное как Семлёвское). Поиски велись и у Березинской переправы, и в озёрах Бобровское, Лесное, Ореховское, Святое… и даже в белорусских болотах, – но всё тщетно: клад найден не был.
Через сто лет, уже в 1912 году, столетие победы в Отечественной войне 1812 года было ознаменовано возобновлением интереса к отысканию следов «московской добычи» на Стоячем (Семлёвском) озере. – Поиски эти снова ничего не дали.
В советское время, в период с 1960 по 1980 годы, берега лесного Стоячего озера вновь, и не раз, оглашались возбуждёнными криками искателей сокровищ и приключений. Поиски велись на широкой государственной основе, с привлечением военных специалистов, комсомольцев-энтузиастов и с шумной поддержкой прессы. Однако, тем не менее…
21 век, конечно же, не смог ударить в грязь лицом! – Подготовка к 200-летию Отечественной войны 1812 года тоже прошла на гребне волны поисков клада Бонапарта… Однако, то ли ожидание «конца света», намеченного, – как назло! – тоже на конец декабря, то ли какие другие причины… короче, знаменитый «клад Наполеона» решил дожидаться новых искателей, вот уже двести лет неустанно маня своей тайной…
Бородинское сражение: кто кого?
Народная война
Народная война… «дубина народной войны»… – Нет, не следует полагать, что народ, крестьяне русские взялись за вилы и топоры в тот же час, как непрошенные захватчики ступили на русскую землю. Выжженная пустыня, земля, горящая под ногами супостатов… – всё так, всё это будет! – но не прежде, чем любовь к Великой Родине, попранной чужим сапогом, займётся от лучины любви к Родине Малой, к своим родным и друзьям, к своей деревушке и дому, к своему клочку земли, орошённому пóтом не одного поколения! Но уж если это случится, – до каких же высот героизма способен тогда подняться Русский Человек! Ох, как поздно осознал это Бонапарт, напав на Россию, – и в этом заключался главный его просчёт!
Отступая, русская армия не успевала сжигать всё за собой, а стремительное продвижение Великой Армии к Москве не оставляло времени её «доблестным» воинам грабить деревни, лежавшие на пути следования. Крестьяне поначалу не только не поджигали своих домов, чтобы те не доставались захватчикам (как об этом пишут некоторые «историки» советского периода), – они, по свидетельству генерала Алексея Петровича Ермолова (в те дни занимавшего пост начальника Главного штаба 1-й Западной армии), их даже не покидали, занимаясь привычным сельским трудом и ни в чём не терпя недостатка и притеснений от французских (именно, от французских!) солдат. Последние же вначале предпочитали не отнимать, а покупать плоды крестьянского труда, не скупясь на оплату. Наполеон таким образом, вопреки своему же изречению – «война сама должна кормить армию», – пытался обратить на свою сторону местное крестьянство и даже размышлял об отмене крепостного права на завоёванных территориях. Однако шедшие вместе с французами «нестройные толпы развратной союзной сволочи», – как повествует далее Ермолов, – уже никем не были воздерживаемы от бесчинств и разбоев… даже пресловутыми «великими идеалами», начертанными на знамёнах Великой Армии.
Эта «двунадесятиязыкая» орава – пруссы, немцы (баварские, вюртембергские, саксонские, ганзейские, рейнские, вестфальские, голштинские…), австрийцы, поляки, итальянцы, испанцы, португальцы, голландцы, бельгийцы… – она, исполненная ненависти к своим поработителям-французам скорее даже более чем к русским, пришла лишь с одним намерением – грабить! А этого русский мужик стерпеть уж никак не мог! Ну а пепелище поруганной и разорённой Москвы… – да разве ж можно такое простить супостатам?! И вот тогда начали создаваться отряды самообороны, и восстание народа стало всеобщим и столь гибельным для Великой Армии!
– Ох, не донимайте русского мужика, – нет такой силы, чтоб его остановить!
Капитаны Александр Сеславин и Александр Фигнер, подполковник Денис Давыдов, полковники Николай Кудашев, Иван Ефремов, Иван Вадбольский, генерал-адъютант Фердинанд Винцингероде… – с этими славными именами обычно принято связывать понятие «партизанские отряды», коими они руководили. Но, это не так.
Ещё в конце июля 1812 года у командования русской армии возникла идея создания, на базе регулярных частей, кавалерийских отрядов особого назначения – спецназ, по нынешней терминологии. Тогда же называли их «летучими отрядами», кои предназначались для ведения разведки и боевых действий в тылу врага. Да об этом говорят и сами воинские звания командиров подобных отрядов. Уже потом, после отступления французов из Москвы, к этим спецотрядам стали прибиваться и русские солдаты, бежавшие из французского плена, и крестьяне из окрестных деревень, а поначалу…
Денис Васильевич Давыдов описывает в своих записках, – и весьма красочно! – встречу его отряда с засадой, организованной крестьянами одной из ближних деревень. Достаточно лишь представить озлобленных на врага крестьян, встретивших отряд военных там, где только что орудовали французы (а по обмундированию русские от французов не шибко-то и отличались), и в нашем воображении мигом нарисуется забавная картинка: гусары, отмахиваясь не вынутыми из ножен саблями и крепко матерясь, – думается, в подобных обстоятельствах это лишь и могло засвидетельствовать их принадлежность к великой русской нации! – пробиваются сквозь толпу окруживших их крестьян, вооружённых кольями, вилами и топорами!
После такой встречи Денис Васильевич надолго зарёкся носить мундир, – только мужицкий армяк с Георгиевским Крестом да окладистая борода!
Бородинское сражение: кто кого?
Пленные французы в России
Жизнь комбатантов (военнопленных) в России, по сравнению с жизнью свободного человека в Европе, отличалась большей привлекательностью, – они сразу попадали в привилегированное положение (например, те из них, кто становился мастеровым, репетитором или ремесленником, записывались в мещанство и на десять лет освобождались от налога). Кроме того, всем гарантировалась свобода вероисповедания.
Не этим ли объясняется тот факт, что Указом от 17 августа 1814 года, даровавшим свободу «военнопленным всех наций, присягнувшим на подданство России, возвратиться, буде пожелают, в их отечество» воспользовались всего лишь 30 тысяч из 250-и! Остальные же предпочли остаться в России мастеровыми, ремесленниками, репетиторами, гувернёрами, приказчиками, купцами…
Примерно за 20 лет французы, – бывшие враги, завоеватели! – становились своими (многие сменили даже французские фамилии на русский лад: Савьены и Савиньи становились Савиными и Свиньиными…), а потомки их, – уже в первом поколении! – нередко входили в состав российской элиты, внося свой бесценный вклад!
Здесь невольно возникает сравнение «дней нынешних» и «дней минувших»: в 19-м веке Россия с лёгкостью обратила сотни тысяч своих бывших врагов, завоевателей – в «своих», в родных…а в 21-м –молчаливо держит напор потока гастарбайтеров из ближнего зарубежья, нашедших в нашей стране вторую Родину. А не в том ли дело, что французов поставили тогда в жёсткие рамки: коль хочешь жить и работать в России, – будь как все, вливайся в русский этнос (речь идёт, конечно же, не о принятии православия, хотя мне и приходилось видеть узбеков, таджиков, азербайджанцев… осенявших себя крестным знамением в нашем храме – Бог-то един…), уважай нашу культуру и не выпячивай особенностей своего национального менталитета – никакой резни баранов на улицах наших городов! – или… Ну а доброе что принёс с собой, – уж не сомневайся! – Россия оценит, и примет с благодарностью!
Каким же образом бывшие враги становились подданными России? Этому способствовал Циркуляр Министерства внутренних дел от 4 июля 1813 года, а затем и утверждённые Правила приёма в российское подданство, разрешавшие французским военнопленным дать письменную присягу «на временное или вечное подданство России», которую мог принести любой солдат и офицер Великой Армии и стать «вольным человеком», поселившись в любом месте страны, кроме Петербурга и Москвы. В течение двух месяцев следовало избрать род занятий и сословие (дворянин, мещанин или крестьянин).
Однако, не следует полагать, что всё обстояло так просто и хорошо. Нет, к государству и принятым им законам вопросов не было. – Они у новых подданных появились позже, когда те соприкоснулись с российской администрацией на местах… Ох уж эти чинуши! Они всё такие же – что тебе 19-й век, что 21-й!
Французы не без горечи, а то и негодования, отмечали косность этой местной администрации и её невообразимо высокую численность! – Да! Незаживающая и по сей день язва российского общества, одна из главных причин его топтания на месте!
Забюрокраченность ведомств, по мнению французов, – этих невольных сторонних наблюдателей, – привела к тому, что подчинённые безвольно ждут указаний начальства, за них будто бы думающего; инициативы у чиновников нет и в помине; они обожают привычную рутину и как огня боятся любых новшеств, способных потревожить их ленивую, сытую и спокойную жизнь.
Но главным врагом русского общества пленные французы считали коррупцию и кознокрадство, расцветшие пышным цветом в верхах местечковых властей. Так, половина подъёмных, пожалованных Александром I военнопленным, просто до них не дошла – исчезла незнамо куда! Вот она, прочная и нерушимая «связь времён»… – века 19-го с веком 21-м!
Бородинское сражение: кто кого?
19 марта 1814 года
31 марта (по новому стилю) 1814 года союзные войска торжественным маршем вступили в Париж. Александр I с прусским королём Фридрихом Вильгельмом III, с остальными монархами и свитой, следовали за открывшими шествие соединениями союзных армий: прусской тяжёлой гвардейской кавалерией и лёгкой гвардейской кавалерийской дивизией. Затем следовали австрийская гренадерская бригада, гренадерский корпус, 2-я гвардейская пехотная дивизия, прусско-баденская бригада, 1-я гвардейская и кирасирские дивизии. А где же русские войска, главные триумфаторы? – Русские же воины шли после… Таким образом Александр, с великодушием победителя, «подыграл» желанию союзников «быть первыми».
Парижан поразило гуманное обращение с ними русских. Где мщение за разорённую Москву, за пролитую в этой войне русскую кровь?! Взамен этому – великодушие и уважение к поверженному противнику! Жизнь французской столицы текла своим чередом, как и до прихода русских: бойко шла торговля, театры давали спектакли, открылись все правительственные учреждения, работала почта, банки принимали и выдавали деньги. Жителям города было разрешено выезжать и возвращаться в Париж по своему усмотрению; толпы народа заполнили улицы и с интересом разглядывали русских солдат-бородачей, вступая с ними в мирные контакты и даже как-то объясняясь! Бывшие враги мирились и так сблизились, что даже не считали друг друга иностранцами!
Парижане, привыкшие воображать русских варварами, охочими до человечины, а казаков – этакими бородатыми циклопами (внешний вид их и в самом деле был для французов диковат и поначалу пугал) весьма удивились, увидав российских бравых солдат и красавцев-офицеров, не уступающих ни в гибкости французского языка, ни в образовании первейшим парижским франтам!
Генерал Фабиан Вильгельмович Остен-Сакен, назначенный русским Губернатором Парижа, строжайше запретил чинить парижанам любые притеснения за политические мнения и «за знаки наружные, какие кто хочет носить». Таким образом, Александр осуществил то, чего ему не удалось в России: Париж стал одним из самых свободных городов в мире!
Разительным контрастом было поведение союзных войск в Париже. Пруссаки и австрийцы обходились с поверженным противником по-наглому, без церемоний! До нас дошло, как один французский офицер в беседе с русским говорил примерно так: «… союзники ваши скоро нас выведут из терпения… – Я русский, – отвечал его собеседник, – и Вы напрасно говорите мне это… – Затем-то я и говорю, – продолжал француз, – что Вы русский. Я говорю другу…но союзники – кровопийцы!» Французы с русскими, бросив воевать, полюбились друг другу и стали очень дружны, однако с австрийцами, немцами и пруссаками были «на ножах».
Французский Сенат уже лишил Бонапарта престола, и дело оставалось за его формальным отречением. Наполеон же, будучи в Фонтенбло и узнав о капитуляции Парижа, трезво оценил обстановку и дал своё согласие на отречение от трона. Это случилось 4 апреля 1814 года. План Александра I по лишению Наполеона власти, таким образом, полностью удался; наступил конец эпохи Наполеоновских войн, сотрясавших Европу в течение двух десятилетий! А чуть позже, в мае, был подписан Мир, вернувший Францию в границы 1792 года.
Александр I по достоинству оценил решающую победу. – Главнокомандующий русско-прусскими войсками генерал Барклай-де-Толли был повышен в чине, став фельдмаршалом; шесть генералов награждены высшей военной наградой – орденом Святого Георгия 2-й степени (это исключительно высокая оценка: за Бородинское сражение этой награды был удостоен лишь один генерал!). Генерал от инфантерии Ланжерон, отличившийся при взятии Монмартра, удостоился высшей награды Российской Империи – ордена Святого Андрея Первозванного.
Нелишне тут привести воспоминания русского офицера, очевидца тех великих событий… – взгляд на Париж 19 марта 1814 года:
«Торжественный для всей Европы день 19 Марта 1814 года, день вступления в Париж союзных войск разгласит славу Россиян в позднейших потомках, а Летописцы поставят на первом ряду достопамятностей Русскую непреоборимость, увенчанную патриотическим единодушием и неподвижною твёрдостью. Сама злословная, скрежещущая зависть окаменела при звуках бессмертной славы Русских, совершивших с неувядаемыми лаврами важнейшую эпоху в Истории. Они доказали вселенной могущество твёрдости народного духа и возвысили цену мужества древних Славян…»
Что ж, дорогой читатель, – надеюсь, ты получил ответ на вопрос: Бородинское сражение: кто кого? Ну а если у тебя возникнет желание поглубже «войти» в тему, тогда жми сюда: https://ridero.ru/books/gvardeec_bonaparta/ – До встречи на сайте!
